Николаич разогнал тарантас и на дорожные знаки поглядывал, как водитель «БелАЗа» — чисто из любопытства. Машин мало, а те, что были, почтенно пропускали желтое авто Зарыбинского ГОВД. Этот бобик в городе знала каждая собака. Да и каждая кошка, наверное.

Старшина был спокоен и невозмутим, даже когда к нему под колеса хотела залезть инвалидка — машинёшка с мотоциклетным двигателем. Надо отдать ему должное, отреагировал он спокойно. Лишь сделал вид, что плюнул сверху на крышу машины, за рулем которой сидел отнюдь не участник ВОВ, а молодой щегол. Обычно водители ведут себя менее сдержанно по отношению к прочим участникам движения — как некоторые бабушки на скамейке у подъезда: каждый второй то наркоман, то проститутка.

Домчались до школы с ветерком. Это оказалась школа по соседству с моей общагой. На ее стадионе я занимался, здесь же видел как-то Алёну на пробежке.

Я велел ждать и вошел в здание. Тишина. Пахнет свежей масляной краской, распахнутыми окнами и детством. Сейчас, конечно, каникулы, но кто-то же должен быть в школе.

— Опять вы? — раздался знакомый женский голос.

Я обернулся — передо мной стояла Алена Сергеевна. В юбке-восьмиклинке в модную полоску, белой блузке и в пионерском галстуке. Хм… Для пионерки она слишком взрослая.

— И снова здравствуйте, — улыбнулся я. — А как с директором переговорить?

— Она в отпуске.

— С завучем.

— Она на пришкольном участке, на летней практике с ребятами.

— Заместителя завуча, пожалуйста, позовите.

— Нет такой должности.

— Кто здесь старший?

— Я.

— А вы кто? В смысле, вы же не учитель?

— Старшая пионервожатая. А что вы хотели, Александр Александрович? — проговорила она так официально и четко, будто на партсобрании.

— Понимаете, Алена Сергеевна… У нас на допрос, то есть опрос… Ну, в общем, для дачи показаний требуется педагог.

— Педагога опрашивать будете?

— Нет, в присутствии педагога.

— Я педагог. У меня ставка вожатой, и образование имеется — педагогическое училище.

— Извините, но вы не подходите.

Для пущей убедительности я помотал головой. Но Алёна, видно, отступать не привыкла.

— Это почему же? — с вызовом спросила девушка, а я отметил, что решительность ей очень к лицу.

Пока я раздумывал, что ответить, она ответила на свой вопрос за меня:

— Потому что опрашивать будут Андрея?

— Э-э… Нет.

— Опять врете?

— Послушайте, Алена Сергеевна, Андрею ничего не угрожает, я прослежу.

— Так вот какие вы там профилактические беседы проводите! Решили все свесить на моего брата?

— Я хочу ему помочь…

— В колонию для несовершеннолетних его упечь? Сироту?

— Так! — скомандовал я. — Отставить разговорчики!

Вожатая опешила, стояла и хлопала глазенками, а я — а что я? Не могу этим глазам врагом быть. Рассказал все. Ну как все… Все, что касается моих планов и действий относительно Серого. Не хотел ее впутывать, думал, сам все разрулю по-тихому, но пришлось открыться. Все-таки она ему самый близкий человек.

Алена покивала, пожевала губу с грустными глазами, всхлипнула и смахнула слезинку со щеки:

— Я знала, что Андрюша куда-то влип, я знала… Он мне ничего не рассказывал, хоть на горох ставь… Александр Александрович, прошу вас, помогите ему… Ему и так тяжело без родителей.

— Обещаю, — пожалуй, даже слишком горячо ответил я.

— Спасибо, — впервые за наше знакомство она взглянула на меня с благодарностью.

— А у вас есть в квартире газ? — спросил я.

Глава 19

— Что? — брови Алены встали домиком.

— Газопровод в вашем доме есть? — как бы между прочим проговорил я, но вышло не особо, получалось, что в лоб сказанул, уж сильно глубоко в мои мысли засел этот еще не случившийся чертов, пожар.

— Нет… Не проведен, — недоуменно повела плечиком вожатая, — почему вы спрашиваете?

— Это хорошо, что не проведен, газ — опасная штука, — выдал очевидное я.

А сам размышлял, из-за чего же тогда мог возникнуть пожар в квартире? Газа нет, курящих тоже. Или Серый курит? Надо будет узнать.

— Ну так что? Где будем педагога вам искать? — вывела меня из размышлений пионервожатая. — Я точно не подхожу на эту роль? А?

— Честно говоря, я не слишком разбираюсь в их процессуальных заморочках, то есть в наших заморочках служебных… я же кинолог, а не следователь. Не уверен, что вы, Алена Сергеевна, подойдете — вы всё-таки родственница опрашиваемого.

— А мы им не скажем, что мы брат с сестрой. А вы, Александр Александрович, — сделаете вид, что тоже этого не знаете, — в ее глазах сверкнули озорные бесенята. — Как вам такая идея? Все равно в школе кроме меня сейчас никого нет из педсостава. Берите меня.

А девушка определенно мне нравится, совсем не зацикливается на догмах и надуманной морали.

— Отличная идея, Алёна Сергеевна. Тогда разыграем небольшой спектакль, надо только Андрея предупредить. Прошу вас в машину.

Мы приехали в ГОВД, я отвел Алену в следствие, а сам пошел за Серым.

Тот сидел и корпел над вырванным тетрадным листочком в клеточку.

— Ого… Это что? — спросил я, уставившись на мудреную табличку, ячейки которой были уже заполнены текстовыми записями.

Меленько так, я ничего понять не успел.

— Служебных собак кормят два раза в день, — пояснил Серый. — Это я расписал примерное меню на неделю. Кормежка, в основном, не слишком разнообразная, Мухтар ведь у вас не щенок уже, но добавочки различные требуются. Все это можно купить в магазинах Зарыбинска.

Он повернул листок ко мне, для оценки. Я сделал вид, что пробежал глазами — не до него было сейчас.

— Отлично, пошли к следаку, потом закончишь.

— А я уже закончил. Ты нашел педагога?

— Им будет твоя сестра, — выдал я.

А чего тянуть? Больше знаешь — лучше врёшь.

— Что⁈ Ну не-е!.. Сан Саныч, что за подстава?

— Мы не скажем, что вы родственники.

— У нас фамилии одинаковые…

— Я по справочнику телефонному смотрел, тут в Зарыбинске чуть ли не у каждого десятого фамилия Серов. Пошли…

— Как-то фигово мне при сеструхе признаваться, — повесил голову Серый.

Всё-таки жалко ему сестру, не хочется расстраивать.

— Умей ответ держать, — отрезал я. — А потом, считай, с чистого листа начнешь. Но лишнего на себя не бери, за что спросят, говори как есть. За что не спросят, молчи. Нам чужого не надо. Понял?

— Понял, — уныло кивнул Серый и направился за мной к выходу.

Объяснение брал старший следователь капитан Голенищев. Два часа почти строчил. Несколько листов измарал. После, когда он закончил, я взял бланк с объяснением и прочитал, дал прочитать еще и Алене. Мы с ней не адвокаты, конечно, но нас все устроило.

Когда я дочитывал бумажку, в кабинет вошел ещё и Трубецкой. Будто случайно заглянул. Попросил рафинад у следователей, а сам смотрел за нашей реакцией на его присутствие в кабинете. Но никто и бровью не повел, в том числе и Серый. Трубецкой, убедившись, что его никто не сдал, и жопа его в безопасности, с еле скрываемой радостью ускакал к себе, даже сахар забыл.

А вот у меня на душе теперь было не очень спокойно. Чую, не отвяжется он от пацана просто так. Сотрудник милиции организовал шайку щипачей… Как-то странно все это, что-то здесь не так. Но что? Я пока не мог понять.

Все же, когда мы покинули кабинет следствия, я краем глаза успел заметить, что Трубецкой в него нырнул-таки. Не выдержал. Сейчас у следака выцыганит объяснение почитать. Но там ничего такого нет. Никого Серый не упоминал, ни Трубецкого, ни Интеллигента. Сначала я должен найти доказуху на этих гадов, а уж показания потом и поменять можно — или вовсе новые дать.

А лучше вообще Серовых в эти дела не впутывать, сам разберусь. Во всяком случае, насколько я знаю, срок давности даже по самому незначительному преступлению — года два. А тут вообще организация преступного сообщества и вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних, да еще с использованием служебного положения. Короче, целый букет. Поймал я себя на мысли, что имею огромное желание вывести на чистую воду карманника-очкарика. И это для меня сейчас не западло, как было бы раньше…