Я старался не делать пауз, а молотил слово за словом, чтобы им не то что перебить, а и вздохнуть было некогда.

— Сложность службы заключается еще и в том, что в любое время дня и ночи, в любой день недели кинолог находится на боевом посту. В любую минуту может поступить вызов на происшествие. В жару и в мороз, в дождь, и в ветер кинолог должен быть готов приступить к обязанностям. Трудно? Да! Но вот, что я вам скажу, товарищи коллеги! Это мое призвание, товарищи! Мой перевод был осознанным, и я горжусь, что тружусь в Зарыбинском ГОВД! Как недавно отметил министр внутренних дел генерал армии товарищ Щелоков, главной укрепляющей чертой социалистической законности является коллектив. Служебный. Рабочий. Так вот, товарищи, коллектив областного следствия, в котором я работал, был для меня прекрасным наставником и школой жизни — на начальном этапе… Но!..

Тут я на секундочку перевёл дух. Уж чего-чего, а воспитательных речей я наслушался в своей жизни, получите-распишитесь.

— Я многое перенял, научился, усвоил, но потом осознал, что могу и, самое главное, хочу большего, — продолжал я, наращивая темп, как в запале. — Хочу работать там, где нет проторенной дорожки, где я сам смогу создавать подобный политически и процессуально грамотный дружный коллектив! В Зарыбинске долгое время пустовала должность кинолога. Однажды, выехав на происшествие в качестве дежурного следователя, я глубоко проникся работой кинолога, который умело управлял служебной собакой. Вот оно — мое призвание! Сказал я тогда себе! Разве хотите вы, товарищи, порезать на корню начинания кинологической службы Зарыбинска? Разве хотите вы оголить отдел по линии кинологического сопровождения? Да, соглашусь, есть там много недочетов и проблем. Как заметил Евгений Степанович, показатель по раскрытию преступлений завален, но это ведь что — я там меньше месяца. Так вот. Ваша критика, товарищи, не пропадёт зря. Обязуюсь выправить оперативную обстановку, наладить работу вверенном мне направлении, лично возьму под свой контроль применение кинологических средств и методов в деле раскрытия преступлений! И вот еще, товарищи… В заключении своего выступления, я хотел бы поделиться с вами радостью.

Я вывалил из портфеля перед комиссией несколько экземпляров «Красного Зарыбинска».

— Только за последние дни с использованием служебно-розыскной собаки мне удалось раскрыть несколько, по местным меркам, громких преступлений. В местной газете об этом вышла статья… А еще там написано, что лейтенант милиции Морозов успешно сдал огневую и физическую подготовку в ходе контрольной проверки. Думаю, что Евгений Степанович что-то перепутал, когда сказал, что у меня неудовлетворительная оценка по физподготовке, — я сделал невинное лицо, а потом добавил с нарочитым удивлением: — Ну, или газета врет…

Слово Купера против буквы советской газеты. Его наговоры — против лозунгов Щелокова. Естественно, все встали на сторону печатного органа и Щелокова и загудели, мол, бывает, просмотрел товарищ подполковник, не в ту строчку в ведомости глянул, ошибочка вышла, а газета — она врать не может.

Купер сначала побагровел, потом побледнел, я думал, еще позеленеет, но, видно, в его морде краски кончились. Он снова налился банальным пунцом.

Что-то там вякал, мол, вы уподобляетесь африканской птице страусу, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии партии и социалистической направленности органов внутренних дел. Я однако, парировал, что страусы не летают, а органы, они что — если я и не вижу, то в коллективе всегда найдутся старшие товарищи по службе, которые помогут разобраться, кто верблюд, то есть страус, а кто нет. Сдавленные смешки прокатились по кабинету. И после коротких дебатов и вопросов ко мне от членов комиссии (на которые я ответил словами вырезок из газет — успешно и политически подковано) Куперу пришлось объявлять голосование по моей судьбе.

Но перед голосованием меня, естественно, попросили покинуть кабинет и ожидать результатов в коридоре. Анонимно чтоб. Я вышел.

— Ну что? — облепили меня сотрудники, ожидающие своей очереди (им проще, у них аттестация в основном, в связи с повышением). — Про новую конституцию спрашивали? Последние изменения в УПК надо знать? Ты про решения коллегии рассказывал?

— Не волнуйтесь, коллеги, — хмыкнул я. — Главное, выучить, сколько наград у Брежнева.

Я был уверен, что всё получилось, подействовало. Почти уверен. Но глубоко внутри сидел червячок…

От автора:

Друзья! Давайте кинем лайков на удачу Сан Санычу, чтоб комиссия его не зарубила на голосовании)) Лайк — это сердечко «НРАВИТСЯ» на странице книги! Спасибо!))

Глава 27

Через минут десять меня вновь пригласили в кабинет. Купер улыбается, но как-то уж больно нервно и дергано. На лбу испарина и жилка бьётся. Китель расстегнут — очевидно, жаркие были дебаты.

Я встал посреди кабинета, и все внимание обратилось на меня, как на товарищеском суде.

Подполковник недовольно хрюкнул и стал зачитывать решение аттестационной комиссии. Бурчал неразборчивой скороговоркой, думал, гад, что я не расслышу. Но я прекрасно уловил, что лейтенанту милиции Морозову дается испытательный срок в три месяца — для устранения якобы выявленных недостатков в служебной деятельности, в физической подготовке и на вверенном ему кинологическом направлении. Я слушал очень внимательно — и подвох, конечно же, нашёл. Аттестуемому, мол, предписано немедленно подтянуть раскрываемость, не иметь на период указанного срока жалоб от граждан и коллег, нареканий от руководства, не нарушать служебный регламент и процессуальное законодательство в плане разрешения и рассмотрения материалов.

Вот затупок! Какие, нахрен, материалы? Даже я, кинолог, понимаю, что у собачника никаких материалов в производстве и на руках нет и быть не может. Видать, они текст решения передрали со старого документа, где, например фигурировал какой-нибудь участковый. Ну, а в остальном, конечно — придется попотеть. Столько условий выставили, будто меня на МКС готовят в составе международного экипажа, а не в провинциальный город инспектором-кинологом. Или, как еще сейчас принято назвать в милицейской среде мою должность — проводником служебной собаки.

Закончив читать, Купер смерил меня взглядом суровым и этаким воспитательно-наставническим, Макаренко, бляха…

— Смотри, Морозов! Члены комиссии тебе поверили, даем тебе возможность встать на верный путь исправлений! Я лично, под лупой буду следить за твоей работой. Шаг влево, шаг вправо — и повторное рассмотрение. Я смог убедить уважаемую комиссию дать тебе второй шанс.

Голос он как-то выровнял, но движения дерганые и вид пришмякнутый уже не скроешь. Ну-ну… Кому ты чешешь? Это я убедил и, можно сказать, очаровал комиссию, а ты так — просто вожжи не захотел отпускать, выбил-таки мне испытательный срок, гадёныш. Ну ничего, три месяца — вообще не срок. Раньше сроки у меня гораздо больше были. Но вслух я сказал другое:

— Спасибо, товарищи, за оказанное доверие! Даю вам честное комсомольское, что ни лупа, ни другой прибор товарищу Куперу не поможет отыскать в моей деятельности изъянов. Их не будет! Я готов трудиться на благо нашей социалистической Родины и советских людей. Вот только…

Я замолчал и как бы растерянно замер, оглядываясь. Пусть Купер ещё раз взмокнет, ожидая, что я скажу на этот раз.

— Странно, — продолжил я, — что мою служебную собаку не упомянули в решении аттестации… Евгений Степанович, — я вскинул на Купера едкий взгляд. — Скажите, пожалуйста, пёс-то что, тоже на испытательном сроке?

Купер что-то буркнул. А в кабинете снова раздались сдавленные смешки.

— Нет?.. Если что, то за Мухтара я готов поручиться лично, думаю, его можно и не включать в испытательный срок. Мы с ним обязательно оправдаем ожидания руководства УВД, партии и коллективной совести. Уверен, что с этого момента Зарыбинский ГОВД твердо войдет в новую веху своей милицейской деятельности, неразрывно связанной с применением кинологических методов и средств в борьбе с преступностью.